КЧГУ
Эпос «Нарты», монументальный фольклорный памятник народов Кавказа, является неиссякаемым источником, откуда историки и литературоведы, мастера кисти и художественного слова, философы и педагоги черпают благодатный материал мудрости далеких наших предков, очень близки к нравственным и эстетическим требованиям современности. В этом плане определенный интерес представляет обращение современных абазинских поэтов к нартскому эпосу. После известных произведений основоположника абазинской литературы Т.Табулова («Сосруко и Сотраш», «Сосруко и Сосранпа», «Сосруко и слепой великан»), созданных по сюжетам нартских сказаний, абазинские поэты и прозаики очень долго не привлекали сказания героического эпоса для создания индивидуальных художественных произведений. В 60-е годы ХХ века вновь возник интерес к древним «Нартам». В 60-80-е годы в печати появились поэмы М.Чикатуева «Кайдух» (1964) и Г.Ионова «Как Сосруко возвратил огонь нартам» (1989). Небезинтересно, как нам представляется, присмотреться к тому, как современные поэты относятся к сказаниям эпоса. Что, по сравнению с Т.Табуловым, изменилось в их творческом подходе к древнему фольклорному памятнику?
Прежде всего, бросается в глаза у нынешних авторов свободная, можно сказать, даже раскованная интерпретация сюжетов эпоса. Поэты излагают основные эпизоды сказания в том виде, в каком они существуют в устной традиции, но значительно дополняют, обогащают текст новыми деталями, подробностями; порою вводят в них персонажи, неизвестные традиционным сказаниям эпоса. Если попытаться кратко сформулировать главный принцип творческого осмысления сюжетов эпоса, то следует сказать следующее. Нынешние авторы, привлекая сказания эпоса «Нарты», свою главную художественную задачу видят в том, чтобы как можно эффективнее «осовременить» их, если позволительно так выразиться, приблизить их к нравственным и эстетическим представлениям современности. В соответствии с этим меняются и языковые средства. Лексика современных поэм, бережно сохраняя главнейшие изобразительно-выразительные клише, «общие места древнего памятника, делается современно-литературной. Сюжеты древних сказаний поэты насыщают авторской поэтической образностью – предметной и языковой. Ритм стиха строго организован, организован и его синтаксис. Иначе говоря, современные поэмы на сюжеты эпоса более литературные. Это сказывается и в том, что в них авторское субъективное начало выступает открыто <Г/алиса!!!>.
В основу поэмы М.Чикатуева положено широко известное сказание о светлорукой красавице Кайдух и ее муже.
Поэт, воспроизведя основные элементы сюжета сказания, серьезно переосмысливает их, вводя новый образ, которого нет в фольклорном источнике, обновляя языковые средства.
Поэт просит свою лиру: «Давай споем про любовь Кайдух и Хаджрата»¹ В устном сказании имя мужа Кайдух – Псабыда. Далее излагается сказание в авторской версии. Кайдух – слиток золота (сказочно красива Ф.Б.), а муж – абрек (Хаджрат с заглавной буквы – личное мужское имя, с прописной – «абрек»; в тексте поэмы слово употребляется соответственно значению). Хаджрат-(абрек), как и в народном сказании, занимался уводом чужих табунов, да так гнал их, что «из-под раскалившихся копыт вылетали искры» (43).
Могуч и велик Хаджрат:
Увидишь издали, вздрогнешь, –
Вылитый великан!..
Бурка на нем –
Прикроет большое озеро.
Оружия на нем –
Целому войску хватит.
Крикнет разок –
Скалы, услышавшие его,
Будут неделю,
Дрожа, передавать,
Об этом друг другу (44-45).
Поэт гиперболизирует образ Хаджарата, как и в архаических сказаниях народного эпоса, так сказать, приводит физический облик в соответствие с богатырским. В устных сказаниях вообще нет портрета мужа Кайдух, как, впрочем, и ее. Там просто и обыденно, сказано, что угонщик чужих табунов был сильным, мужественным наездником. М.Чикатуев восполняет «пробел» эпоса. И восполняет, призвав к себе на помощь излюбленный поэтический троп героического и волшебного эпоса – гиперболу.
Однажды Хаджрат, сказав: «Меня зовет Сосруко» (этого нет в эпосе), уехал.
С этого момента сюжет резко расходится с устным сказанием: в нем появляется образ, неизвестный героическому эпосу, но органичный для сказки. Как только Хаджрат отъехал, в его доме появляется старуха-колдунья, портрет которой весьма колоритен:
Лицо ее сморщенное и высохшее,
Как кора старого дерева.
На голове старая серая шаль,
Которой больше тысячи лет.
На ней платье, в лоскутья изорванное –
В нем родилась она! –
Свисает до пят и закрывает катыри. ¹
В руках старый посох,
На плечах старая сума –
Видно сразу: старуха в пути (47).
В народных сказках подчеркивается только одна деталь портрета колдуньи: у нее груди переброшены за спину. У поэта внешний портрет развернут, достаточно подробен, живо напоминает Бабу-Ягу из русского фольклора. Колдунья приносит беду в дом светлорукой.
Старуха-колдунья (как выяснится потом, по заданию врагов Хаджрата) заронила в сердце Кайдух злые семена сомнения: «Тебя он (муж – Ф.Б.)… не любит» (48). Услышав это
Кайдух задрожала,
Словно аркан ей на шею набросили (49).
Кайдух не может поверить в слова старухи.
Выросшее литературное мастерство поэта особенно наглядно сказалось на изображении характера колдунья. М.Чикатуев пытается (и не безуспешно) проникнуть в психологию поведения злодейки, – поведения, диктуемого складывающимися обстоятельствами. Почувствовав, что Кайдух еще не готова к доверию, колдунья, отступает: «Ладно, ладно, моя красавица, любит он тебя» (49), Старуха – тонкий психолог: важно заронить в сердце женщины0 семена сомнения, и они обязательно дадут обильные ядовитые всходы. Колдунья не ошиблась: «Сердце Кайдух не спокойно, она места себе не находит». «Неужели старуха сказала правду?», – терзается она» (49). Старуха сделала свое черное дело, и ушла. А в ушах Кайдух, чтобы она ни делала, голос старухи.
Старуха, зная, в каком состоянии теперь пребывает Кайдух, вскоре возвращается назад (чтобы добить жертву, как нынче выражаются). Кайдух в смятении. Она даже извиняется перед колдуньей и спрашивает у нее, откуда та знает о том, что муж не любит ее? Ответ передан посредством показа внешнего облика старухи:
Старуха остановилась.
Надолго будто задумалась.
Лицо ее то ли плачет,
То ли смеется – не понять (50).
Достаточно помучив жертву, старуха переходит в решительное наступление:
- Вернется муж –
Попытай его,
Проверь сама все (51).
«Тактика» колдуньи оказалась действенной: между мужем и женой вспыхнула ссора, приведшая к страшной трагедии. «Без моей помощи ты и одной клячи не пригнал бы» (52), – упрекает Кайдух мужа. Это – начало размолвки, завершившейся вечной катастрофой.
В сказаниях эпоса причиной ссоры стало бахвальство Псабыды: мол, я сильнее и мужественнее всех, все «подвиги» – моя, и только моя, заслуга. Здесь же ссору провоцирует подговоренная старуха-колдунья. В народных сказаниях нет и речи о любви – нелюбви (правда, в некоторых текстах есть интереснейшая деталь, довольно глухо звучащая: в эпизоде встречи Кайдух и Сосруко после гибели Псабыды, выясняется, что светлорукая не была в интимной близости с мужем).В поэме же М.Чикатуев настойчиво вскрывает причину ссоры, исследует ее от зарождения до завершения, пытаясь при этом психологически обосновать каждую ступень трагедии. Иными словами, нравственный императив, отложившийся в эпосе, получает психологическую разработку. Эта линия последовательно проводится до конца. В нартском сказании, Кайдух, вспомнив об угрозе мужа, убирает руку, свет от которой освещал полотняный мост, по которому Псабыда перегонял табун на свой берег, и в наступившей кромешной тьме лошади и отважный наездник сваливаются в реку, и муж Кайдух погибает. У Чикатуева Кайдух при приближении мужа забывает обо всем, в том числе и о словах колдуньи, и, выставив светящийся мизинец из окна крепости, путь мужу освещает мост. Когда муж добрался до середины моста, она вспомнила о старухе – и убрала руку. Затем, опомнившись, вновь осветила мост. Но было уже поздно: как метафорочески пишет поэт, «табун и наездник уже посыпались в реку» (57).
Вернувшаяся ко времени нарочно, «старуха-колдунья смеется» (58). Деталь эта – смеется – как бы вбирает в себя, обобщив, все внутреннее, сущностное содержание трагедии, – трагедии, спланированной и осуществленной врагами, прикинувшимися доброжелателями. Кайдух – жертва вражеских интриг. В этом – истинная причина разыгравшейся трагедии.
После гибели мужа, Кайдух, кажется, поняла все (это не вполне прояснено в поэме). Не исправить ничего невозможно. Кайдух «бросилась в реку, в которой погиб ее муж» (59).
Таким образом, М.Чикатуев в своей поэме «Кайдух» старое народное сказание перерабатывает, поднимая ее идейно-эстетическое содержание до высот высокой трагедии. Поэма явственно показала, в каком направлении эволюционирует сюжетно-повествовательная поэма в современной абазинской литературе. Становится очевидным, что эпическая поэма – и содержательно, и эстетически – все больше и больше «лиризуется», вбирая в себя такие приемы художественного обобщения, как драматизация и лиризация событий, психологический анализ образов, совершенствуя поэтический язык во всех его компонентах.
Мудрость веков, эстетический и нравственный идеалы эпоса, пронесенные нашими предками через тысячелетия, остаются востребованными и сегодня.
Свежие комментарии