КЧГУ
Закономерность, прослеживающаяся во всех национальных новописьменных литературах такова что, талантливые художественные произведения, как в поэзии, так и в прозе, создали те авторы, которые лучше других знали (не механически, а творчески) богатейшие художественные богатства, накопленные в устном народном творчестве, и всем существом своего таланта и эстетической проницательности осознали, прочувствовали, что действительные художественные произведения могут быть созданы на почве творческого развития национальных художественно-эстетических традиций, обогащенных, без видимого насилия, иноязычным художественным опытом, духом и содержанием эпохи, ее философией, моралью, этикой. Примечательно, что наибольшие эстетические достижения обнаруживаются в поэме, которая сразу же становится одним из ведущих жанров литературы (и остается таковым и сейчас). Это закономерно. Как отмечают все исследователи абхазо-адыгских литератур В.Агрба, В.Тугов, К.Шаззо, П.Чекалов, А. Хакуашев и др., в фольклоре этих народов, как уже упомянуто, мощное развитие получили эпические жанры, в том числе и поэтические. Они-то и обеспечили жизненность письменной поэмы.
До начала Великой Отечественной войны в абазинской литературе увидели свет поэмы: Т.З.Табулова «Старик-мудрец» (1940 г.), «Сосруко и Сотраш» (1941 г.), «Сосруко и Сосранпа» (1941 г.), М.Малхозова «Рождение счастья» (1940 г.), в адыгейской – И.Цея «Заячья тризна», А.Хаткова «Кот-Хаджи», М.Паранука «Бей, моя палка», в кабардинской – А.Шогенцукова «Мадина», «Зимняя ночь» и др.
Первой письменной поэмой в абазинской литературе стала поэма «Старик-мудрец» (1940) основоположника абазинской литературы Татлустана Зекерьяевича Табулова. Она дает обильную пищу для серьезных теоретических размышлений и выводов. Поэтому обратимся к творческой истории поэмы и к её образной структуре.
11 октября 1940 года в областной газете «Черкес къапщ» («Красная Черкесия»), выходившей на абазинском языке, была напечатана сказка «Как три брата обманули князя», записанная Т.З.Табуловым в ауле Эльбурган Черкесской автономной области (ныне Карачаево-Черкесская Республика). В том же году М.Малхозов и Н.Меремкулов поместили в составленную ими хрестоматию для 4 класса поэму в стихах Т.Табулова «Старик-мудрец». В 1947 году Т.Табулов издал книгу «Абазинские сказки», в которую включил сказку под названием «Как три брата обманули князя». Этот текст был воспроизведен в собрании сочинений Т.Табулова «Свет зари» (1982). Сказка из сборника «Абазинские сказки» была переведена в свое время на русский язык Н.В.Капиевой и включена в составленный ею сборник «Сказки четырех братьев: Сказки народов Карачаево-Черкесии» (Ставрополь, 1964), а затем В.Б.Туговым и обнародована в сборнике «Абазинские народные сказки» (М., 1985) .
Поэма «Старик-мудрец» после первой публикации не переиздавалась.
Между публикациями на абазинском языке есть существенные различия: в газетной – лишь один эпизод о том, как три брата хитростью взяли у князя большой участок земли, в «Старике-мудреце» – рассказ о дележе отцовского наследия (имущества, скота, золота, драгоценного камня), в сборнике «Абазинские сказки» все эпизоды объединены в один сюжет. В газетном и книжном вариантах персонажи – сыновья бедного старика – табунщика, а в «Старике-мудреце» – князя. Еще одно отличие. В прозаических вариантах суд вершат братья, а в стихотворной – старик-мудрец (чабан).
В 1999 г. литературоведы Л.В.Котова и П.К.Чекалов опубликовали содержательную статью «Веселовский, Куприн, Соломон и сказки народов Кавказа», в которой авторы впервые обратили внимание на то, что между абазинской сказкой «Как три брата обманули князя» в части дележа наследства отца и аналогичными сценами суда царя Соломона в повести «Суламифь» А.И. Куприна обнаруживаются поразительные совпадения. Исследуя проблему, Л.В.Котова и П.К.Чекалов установили, что русский писатель основательно знал «Библию», «Историю израильского народа» Ренана, «Драгоценные камни» М.И.Пыляева, «Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе» А.И.Веселовского. А.И.Куприн в «Суламифи» (в сценах суда Соломона) широко использовал книгу Веселовского. А сцены суда Соломона перекликаются с подобными же сценами в сказках кавказских народов, в частности, с абазинской «Как три брата обманули князя». Значит ли это, что кавказский фольклор стал одним из источников знаменитой повести А.И.Куприна? Скорее всего, нет. Вероятнее другое: публикации обоих авторов, очевидно, восходят к одному и тому же источнику.
В книге А.И.Веселовского, на которую, повторим, опирался А.И.Куприн, приводятся 12 русских, западных и восточных, в том числе и «мусульманских», легенд о судах иудейского царя Соломона.
В своей повести А.Куприн в основном использовал следующий сюжет, приведённый в книге А.И.Веселовского: жил во времена Соломона некий муж, у него было три сына. Умирая, отец завещал сыновьям наследство: на некоей горе зарыты один под другим три сосуда; старшему отец завещает верхнюю часть, среднему – среднюю, младшему нижнюю. Когда отец умер, обнаружилось, что в верхнем сосуде – семейное золото, в – среднем кости, а в нижнем – прах, земля. Сыновья посчитали, что отец был несправедлив в своем завещании, и обратились к царю Соломону, который и рассудил их.
Сходная ситуация и в поэме Т.Табулова.
А.И.Куприн привлекает и другие эпизоды из книги Веселовского, и рисует сцену о краже драгоценностей, которой нет у ученого.
Легенды о Соломоне занимали значительное место в древнерусской и западноевропейских литературах. На Востоке популярностью пользовался суд о сундуке. Он – то и проник на Запад.
Т.Табулов, как и А.Куприн, безусловно, знал сюжеты о суде Соломона, как восточные, «мусульманские», так и русские и западноевропейские. Основоположник абазинской литературы был одним из самых образованных людей своего времени. Он всесторонне знал восточную культуру, свободно владел арабским языком, был одним из самых авторитетных арабистов. О глубоком знании Т.Табуловым русской литературы красноречиво говорят многие и многие факты, в том числе и блестящие переводы русской классики, в частности, «Сказки о рыбаке и рыбке» А.С.Пушкина и басни «Слон и Моська» А.И.Крылова, (переводы эти могли бы стать пособиями по теории и практике переводческого искусства).
Еще одно. Сюжеты о суде Соломона могли проникнуть в абазинскую среду (как, впрочем, во всю мусульманскую) независимо от Табулова и стать широко популярными в народе.
Сказители, даже не подозревая об источниках сюжета о суде Соломона, могли рассказывать его как традиционную народную сказку, а собиратели – записывать и публиковать как обычное произведение устного народного творчества.
В названной статье Л.Котова и П.Чекалов, рассуждая о круге проблем, связанных с сюжетом о суде царя Соломона, приходят к верному, на наш взгляд, выводу: «Большая популярность сюжета и широкая его миграция привели к тому, что он видоизменялся, обогащаясь новыми национальными и этнографическими чертами, деталями и подробностями в зависимости от особенностей жизнеуклада воспринимающей стороны» [1;176].
Присмотримся с этой точки зрения, как интерпретирует «воспринимающая сторона», в данном случае Т.Табулов, популярный сюжет.
Прозаическая версия Табулова значительно отличается от поэтической. Во-первых, сказка «Как три брата обманули князя» состоит из трех эпизодов: в первом братья, от природы необыкновенно мудрые, находят уведенного кем-то у них коня, во втором – они же справедливо делят имущество умершего князя между двумя его сыновьями, в третьем – хитростью завладевают большим участком земли у князя («столько, сколько накроет воловья шкура»).
В «Старике-мудреце» Т.Табулов излагает в стихах второй эпизод сказки, т.е. то, что использовано в «Суламифи»: умирая, старый князь объявляет, что все свое наследство он поделил на три части, поместил в сундук и завещал: то, что лежит сверху – старшему, что по середине – среднему, а что в самом низу – младшему.
Т.Табулов, по фольклорной традиции, не забывает отметить, что злой и богатый князь «имел много отар овец, немало было у него скота и золота, ульев, табунов и другого имущества, а также немало рабов».
Отец, зная, что сыновья после его смерти рассорятся из-за имущества, призвал их к себе и объявил: вот от того дерева отмерьте три шага на север и копайте. Там, найдете сундук, набитый доверху. Что сверху – старшему, что по середине среднему, снизу – младшему и добавляет:
И камень драгоценный станет предметом раздора.
Он – тому из вас, кто не лгун (перевод подстрочный здесь и далее).
После смерти отца братья пять месяцев жили в согласии: особенности жизнеуклада абазин требуют держать траур в течение определенного, достаточно длительного, времени и соблюдать, хотя бы внешне приличие, которое требует обычай. После этого –
Братья сцепились – не могут имущество поделить,
Дерутся, грызутся – никак не договорятся.
Наконец, вспомнили о сундуке. Откопали его.
Открыли сундук (крышку) – увидели чудо:
Сверху лежат щепки и солома,
По середине лежат старые кости,
А на дне – все семейное (букв.: «их») золото [2;38].
Увиденное разъярило старших братьев, и «отца отдали ветру, воде, злу», т.е. прокляли. Словесное клише употреблено к месту: открытое проклинание покойника, тем более родного отца, не в обычае народа. Как говорили латиняне, о покойнике – или хорошо, или ничего. Братья в абазинском тексте не говорят ничего, ибо употребляют (не прямо, а в авторской речи) клише, ставшее общим местом в фольклоре и в обиходной речи.
Т.Табулов одной фразой показывает, что старшие братья, действительно, крайне разозлились: «Братья старшие готовы были убить младшего» [2;38]. «Убить» здесь не означает физическое уничтожение. Это обычная словесная формула, передающая крайнюю степень негодования. И здесь, так это явно, писатель избегает прямой речи (невиданное злодействие -убить родного брата), а прибегает к объектированному изложению, вновь используя стереотипную словесную формулу.
Писатель углубляет нешуточную разъяренность братьев едва намеченной психологической характеристикой (иного он и не мог в рамках фольклорной эстетики). Как раз в то время, когда старшие братья «предавали отца ветру и воде», а младшего готовы были уничтожить, к ним во двор забрел нищий. Не понимая, что происходит, он спросил о причине возбужденного состояния братьев, но они «не услышали его, обматерили и выгнали со двора» [2;38]. «Обматерили» – общее место в абазинской речи; оно в данном случае означает: «обругали», ибо выражаться прямыми матерными словами не принято по народному этикету, а матерщина в устах княжеских отпрысков – просто не допустима.
Узнав о причине недовольства старших братьев, нищий обещает им помочь. «Есть один старик-мудрец, – сказал нищий, – нет ничего, что он не рассудит: очень умен; нет ничего такого, чего он не знает» [2;38].
Братья согласились с нищим и, взяв его с собой, отправились искать мудрого чабана.
Нашли старика-мудреца и привели его к себе. Собрался весь аул. Старик спросил: о чем спор? Старший брат рассказал о несправедливом, на его взгляд, завещании и попросил мудреца по-честному разделить имущество отца. Прямо не отвечая на вопрос, старик попросил: пусть каждый из вас скажет, чем в жизни хочет заняться, к чему у него душа лежит («…швара абзагас йшвтахъу йалыргата, йалыхта, йгIасашвхIв». Старший – в ответ: я хочу хозяйство (псауаха), средний – рабов и скот, а младший желает быть торговцем («айцIбайтахъу судагьаррапI»).
Выслушав старшего брата, старик сказал: «Ваш отец был мудрым (человеком). А его завещание означает: щепки и солома – это хозяйство, кости – это скот, золото – это торговое дело. Так что отец всё поделил по- справедливости, ибо учел ваши жизненные интересы. О чем еще спор? – спросил старик-мудрец.
Спорим мы еще из-за лука:
Перед смертью отец сказал:
«Лук тому, кто больше отца почитал».
Мы все трое отца почитаем,
Для всех нас отец – наша душа, наши глаза [2;39].
Почитание отца тоже передано традиционной формулой: любим, как собственную душу, как собственные глаза.
Кстати, в сказке «Как три брата обманули князя» спор идет из-за дедовского ружья. В поэтической же версии Т.Табулов «отодвигает» время действия в прошлое, когда огнестрельное оружие еще не было известно: он заменяет ружье на лук, тем самым «вписывая» событие в сказочную традицию, в которой оружие героя, как правило – меч и лук.
Узнав, как выглядел отец при жизни, старик втайне вылепил из глины его фигуру, просушил ее в тени («жьорала йрпшшахтI» – деталь поразительная по своей, так сказать, технологической точности: глиняную фигуру нельзя сушить на солнце: потрескается). Затем попросил принести одежду отца и одел фигуру «как живого». Глиняную «копию» отца старик прислонил к дереву, попросил принести лук, из-за которого разгорелся весь сыр-бор. Пригласил братьев и сказал: «Лук достанется самому меткому из вас… Стреляйте прямо в сердце отца. Лук тому, кто прямо в сердце попадет» [2;39].
Выстрелил старший брат – попал прямо в сердце, выстрелил средний – попал рядом с сердцем, а младший сказал: «Не хочу, не буду стрелять в отца»[2;39].
Старик присудил лук младшему сыну князя, ибо он один, действительно, почитал отца, а старший и средний оказались бессердечными эгоистами, ни в грош не ставящими память о родителе. Сцена убедительно подчеркивает моральное превосходство младшего брата над старшими, его истинную человечность.
Разрешив и этот спор, старик-мудрец спросил, что еще у братьев является предметом конфликта. Старший брат сказал:
Перед смертью отец завещал:
«Камень драгоценный достанется тому из вас,
Кто не лгун, кто не врун». –
А мы все трое – не лгуны,
Не в наших обычаях лгать.
Тогда старик-мудрец спросил:
- Как выглядит ваш драгоценный камень?
Каков он: большой или малый?
- Не маленький, а выглядит так-то и так-то, –
Ответствовали в один голос старший и средний братья.
А младший спокойно стоит и молчит,
Слушает, что говорят старшие [2;39].
Старик отправляет каждого из братьев в отдельный дом, попросив сделать слепок драгоценного камня. «Старший сделал из глины лошадиную голову, средний – воловью, а младший даже не притронулся к глине»[2;40]. Слепки, как и ожидалось, не соответствовали оригиналу, который заранее был принесен старику:
Почему ты не сделал слепок?
Спросил старик у младшего.
- Я не знаю, как камень выглядит,
А врать я не могу, – ответил младший [2;40].
Камень, естественно, старик отдал младшему брату, как не способному лгать.
Как и в народных сказках, истинным носителем мудрости у Т.Табулова выступает представитель социальных низов. Эту мысль писатель специально подчеркивает в финале поэмы:
Вот так человек, который всю жизнь был батраком,
Разрешил то, что не могли разрешить князья и дворяне [2;40].
Финальные строчки – тоже типическое место в сказке, употребляемое вне зависимости от ее реального содержания. Т.Табулов, как уже бывало не раз, сохраняет его, чтобы резче подчеркнуть социальную полярность персонажей произведения. Ведь в тексте поэмы нет даже намека на то, что спор братьев пытались разрешить князья или дворяне: они вовсе не упоминаются в «Старике-мудреце».
«Старик-мудрец» Т.Табулова, как уже сказано, – первая поэма в абазинской литературе. Она – сюжетно-повествовательная (эпическая) и другой не могла быть, ибо прямо и непосредственно выросла из фольклора, «не ведающего» психологического анализа событий и действий персонажа. Непреходящее значение ее в истории национальной литературы – в ее народности, в великолепном языке, в мастерстве повествования, в словарном богатстве лексики.
Поэма «Старик-мудрец» в значительной степени помогает решить теоретическую проблему, получившую определение «ускоренное развитие новописьменных литератур». Разгадывая тайну упомянутого ускоренного развития, ученые называют разные, в общем верные, соображения, но упускается из виду, что так называемые бесписьменные в прошлом народы обладали неисчерпаемым художественным богатством, вобравшим в свою орбиту не только собственный, но и иноэтнический опыт, что малые народы впитывали в себя духовную культуру многих народов, обогащая ею свою. Об этом, нам кажется, недвусмысленно говорит поэма Т.Табулова «Старик-мудрец».
Накопленные в веках богатства искусства слова, выразившие собой общечеловеческое содержание и художественные методы его выражения, способствовали, наряду с другими факторами, скорейшему овладению наиболее талантливыми представителями молодых литератур жанровой системой развитых словесных культур, адаптации в стихии родной речи «секретов» профессионального мастерства ведущих писателей старописьменных литератур.
ЛИТЕРАТУРА
- Котова Л.В., Чекалов П.К. Веселовский, Куприн, Соломон и сказки народов Кавказа // Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. – Майкоп, 1999. – С.176
- Табулов Т.З. Старик – мудрец // Малхозов М., Меремкулов Н. Хрестоматия по литературе, 2 ч., для 4 кл. начальной школы. – Черкесск, 1940.- С. 37-42. – на абазинском языке.
Свежие комментарии